Белый снег – Восточный ветер [litres] - Иосиф Борисович Линдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плакс сел на заднее сиденье первой машины, майор разместился впереди. Он быстро выехал за ворота и помчался в сторону Москвы. В дороге никто не проронил ни слова.
У старого купеческого особняка на Кропоткинской улице машины остановились. Здесь находилась одна из конспиративных квартир Особого сектора ЦК, которым руководил Поскрёбышев.
В сопровождении майора Плакс поднялся на третий этаж. Дверь на площадке словно по волшебству незаметно приоткрылась, и они вошли.
– Вас ждут. А я подожду вас здесь, – сказал майор.
Плакса повела за собой пожилая женщина.
– Присядьте, пожалуйста, – кивнула она на диванчик в гостиной.
Вскоре в комнату вошли двое. Среднего роста мужчина во френче и невысокий стройный молодой человек со щегольской ниточкой усов над верхней губой.
Плакс пригляделся к мужчине. Кого-то он ему смутно напоминал, но кого? Внезапно память подсказала: Александр… Да, Александр Поскрёбышев… В 1918–1919 годах он работал в политотделе Особой Туркестанской армии, они и потом пересекались… Но он-то здесь с какого боку? Что все это значит?
Поскрёбышев улыбнулся и, будто прочитав его мысли, сказал:
– Ты не ошибся, Израиль, мы действительно встречались. Но на воспоминания у нас нет времени. Давай поговорим о делах. Тебе предстоит решить ответственную задачу…
– Да… Но откуда вы знаете? – Вспомнив, какую должность занимает Поскрёбышев, Плакс понял, что дал маху. – Извините, Александр Николаевич.
– Ничего, – кивнул Поскрёбышев и продолжил: – Я не преуменьшаю возможностей НКВД и не подвергаю сомнению преданность товарища Берии партии, но цена успеха слишком велика, чтобы доверять ее только одному ведомству и тем более только одному человеку.
Плакс насторожился. Похоже, ему предлагалась какая-то хитрая игра, в которой даже фигуре всесильного комиссара НКВД отводилась роль разменной пешки.
– Александр Николаевич, – сказал он, – я понимаю всю важность возложенного на меня задания, но, извините, некая двусмысленность моего положения вызывает недоумение…
– Ты о чем, Израиль? – достаточно резко оборвал его Поскрёбышев.
Плакс настороженно смотрел на лицо своего давнего товарища по оружию.
Поскрёбышев на мгновение нахмурился, но ожидаемой вспышки гнева не последовало. Секретарь Сталина умел держать себя в руках, но в голосе его зазвучал металл.
– Израиль, не думай, что тебе предлагается роль двойного агента, речь идет совершенно о другом. Партии, я еще раз повторяю – партии, а не товарищу Берии, требуется абсолютно достоверная информация о развитии отношений между США и Японией. Любая недосказанность или лакировка исключаются. Мы не можем второй раз наступить на одни и те же грабли – слишком большая роскошь. – Лицо Поскрёбышева помрачнело. – В июне сорок первого мы уже сполна поплатились!
– Как же так, Александр?! – по-старому переходя на «ты», не удержался от вопроса Плакс. – О том, что война с Германией неизбежна, стало очевидно после того, как Гитлер занял кресло канцлера! Я и другие сотрудники об этом много раз предупреждали…
– Не все так просто, Израиль, – смягчил тон Поскрёбышев. – Да, из специальных служб поступал соответствующий материал. Ты сам многое сделал, будучи в аппарате Пятницкого. Мы готовились к войне. Но когда она начнется – поступали самые противоречивые данные. Мало того что фашисты подбрасывали грамотную дезу, так еще и свои сбивали с толку, пытаясь подыграть мыслям вождя! Но товарищу Сталину нужна честная информация, не приглаженная в кабинетах руководителей соответствующих ведомств. Теперь ты понял, что от тебя требуется, Израиль?
– Извини, Александр Николаевич, за эти два года, что я провел в заключении, многое воспринимается по-иному…
– Ничего, мне понятны твои человеческие чувства.
– Дело не в чувствах, я просто многого не знал.
– Израиль, знал незнал – речь сейчас не об этом. И заключение твое… Не время сейчас искать виновных, вот свернем Гитлеру голову, тогда и разберемся. Родине угрожает смертельная опасность, и от каждого из нас сейчас требуются конкретные дела. Как в Гражданскую и после нее, помнишь?
– Я готов сделать все, что в моих силах! – заверил Плакс
– Вот и хорошо! – оживился Поскрёбышев. – Насколько я понял, работу ты намерен вести через старые коминтерновские связи?
– В общем, да, – поразился Плакс его осведомленности. – Мой прежний источник…
– Я знаю, – жестом остановил его Поскрёбышев и, представив молодого человека, присутствующего в кабинете, пояснил: – Детали обсудишь с Борисом Николаевичем Пономарёвым. Коминтерн и его специальные структуры теперь полностью по его части.
Пономарёв выдвинулся из тени торшера. В рассеянном свете будущий куратор показался Плаксу совсем юным. Удивление, отразившееся в глазах разведчика, не осталось незамеченным.
Поскрёбышев ворчливо заметил:
– Ты, Израиль, не смотри, что Борис так молодо выглядит. Вы почти ровесники, а опыта работы у него не меньше твоего. Считай, с империалистической на нелегальной.
– Сработаемся, – глядя на Поскрёбышева, дипломатично сказал Пономарёв.
– В таком случае желаю вам успеха. Я очень надеюсь на тебя, Израиль!
Поскрёбышев крепко пожал Плаксу руку и направился к двери. Плакс не удержался и спросил:
– Александр, это ты спас меня от расстрела, а Машу и Любочку от лагеря?
Поскрёбышев обернулся к старому товарищу, на лице его заиграла мягкая улыбка.
– Не люблю ходить в должниках, Изик. Ты в девятнадцатом, я в тридцать девятом. Помнишь, никто, кроме нас?
– Спасибо, – дрогнувшим голосом произнес Плакс. – У меня к тебе только одна просьба… Если со мной что случится, пожалуйста, позаботься о моих…
– Брось, Изик, ты просто обязан вернуться живым! Это приказ! Запомни это, пожалуйста. Это действительно приказ, – деловым тоном произнес Поскрёбышев, теперь уже окончательно прощаясь.
Пономарёв проводил его и вернулся. Потом они еще долго обсуждали детали предстоящей операции. И только глубокой ночью майор отвез Плакса на дачу.
На следующее утро приехал Фитин. О вчерашней поездке подопечного в Москву и беседе с Поскрёбышевым он не спрашивал. С собой привез новые документы, предположительно способные произвести впечатление на советника президента Гарри Гопкинса. Нужные материалы были добыты токийской и основными китайскими резидентурами.
Поджидали и старые дела. За прошедший день Плакс прочитал не более половины. Пожелтевшие листы бумаги содержали в себе ценнейшую информацию. Среди шифровок и докладных он обнаружил и свои собственные и теперь с жадным интересом вчитывался в скупые строчки.
А вот и сообщения Сана. На некоторых из них Плакс обнаружил скупые карандашные пометки Вождя. Такие же пометки были и на сообщениях агента Абэ.
Плакс присмотрелся к ним и не мог не сдержать профессионального восхищения. Абэ доставал такую информацию, о которой приходилось только мечтать. В конце двадцать седьмого, опередив Сана на два года, он раздобыл тщательно скрываемый меморандум генерала